{{news.content}}
{{news.date}}
{{news.section.name}}
Смотрите также
12 октября в гостях у ведущего «Вечернего разговора об истории Новосибирска» побывала директор музея города Новосибирска Елена Щукина. «Новосибирские новости» публикуют расшифровку очередного выпуска исторической программы.
В Новосибирске, кажется, назревает новое общественное противостояние. Инициативная группа товарищей уже несколько лет добивается, чтобы в городе поставили памятник Сталину. Кстати говоря, сам бюст вождя уже отлили. Теперь предстоит решить, где его ставить и ставить ли вообще.
Сотрудник музея Новосибирска Константин Голодяев написал по этому поводу открытое письмо жителям города, в нём он назвал этот памятник «памятником раздора». Краевед уверен, что установка памятника вызовет раскол общества. Голодяев призывает голосовать против.
Он пишет: «Половина наших горожан считает И. Сталина Строителем государства, Победителем великой войны, борцом с врагами страны и просто ворами. Другая половина ставит ему в ответственность массовые репрессии мирных советских граждан, коснувшиеся почти каждой семьи в СССР. В Новосибирске проживают ещё десятки тысяч человек, которые знают об этих репрессиях по своему личному опыту».
Мы будем следить за развитием событий и обязательно ещё вернёмся к этой теме.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Взгляд назад. Исторический календарь
9 октября 1959 года в Новосибирске с визитом побывал Первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета министров СССР Никита Сергеевич Хрущёв. Он познакомился с выставкой сельскохозяйственной продукции, выступил на митинге трудящихся в Театре оперы и балета и побывал в Академгородке.
Он осмотрел институт гидродинамики и выставку первых достижений научного центра. Строительство Академгородка Хрущёв подверг резкой критике. После этого из проекта исчезли высотки. Начли строить четырёх- и пятиэтажные дома из сборных панелей, в том числе и малометражные.
9 октября 1970 года в Новосибирск прибывает французская правительственная делегация по главе с президентом Франции Жоржем Помпиду. Гости тоже посетили Академгородок, — 10 октября. Позже Жорж Помпиду написал: «Когда 250 лет тому назад Пётр Первый создал Академию наук на берегах Балтики, он проявил исключительную прозорливость и предприимчивость. Но ещё более необыкновенным кажется решение, принятое советской Академией наук о том, чтобы создать крупное Сибирское отделение, собрать здесь, в Новосибирске, тысячи научных работников и таким образом сделать из Академгородка один из самых известных центров мировой науки!»
11 октября 1945 года в городе создано первое профессиональное учебное заведение — Новосибирское музыкальное училище.
13 октября 1976 года по приказу областного управления культуры создана Новосибирская областная юношеская библиотека.
14 октября 1906 года в Ново-Николаевске открылась городская инфекционная или, как тогда говорили, «заразная» больница.
Однажды в Новосибирске. Тихо! Идёт запись!
10 октября 1967 года государственная комиссия приняла в эксплуатацию Дом радио в Новосибирске. Такая дата указана на Новосибирском краеведческом портале. Однако с датировкой этого события, как оказалось, всё не так уж просто. Книга «Новосибирск 100 лет. События. Люди», а вслед за ней и сайт музея города, говорит, что это произошло 7 сентября 1968-го. В других источниках встречается и 7 мая 1968-го.
На ГТРК Днём рождения Дома радио считают 20 июня 1967 года. Эта же дата фигурирует в энциклопедической справке некоей М. И. Корсаковой в качестве даты приёмки. Она пишет, что строил Дом радио трест «Новосибирскжилстрой» с 1960-го по 1967-ой годы. Это трёхэтажное здание первого класса было рассчитано на 14 входящих и 10 исходящих программ.
В Доме радио было шесть студий, в том числе большая, малая и камерная, пять монтажных аппаратных, шумовая и аппаратная перезаписи, а также две речевые кабины. Было установлено акустическое оборудование венгерской фирмы «Аудио».
В заметке сказано, что технические решения Дома радио обеспечили подготовку и проведение областного вещания, трансляцию программ центрального вещания, производство звукозаписи и проведение музыкальных передач больших и малых форм.
Чтобы снизить уровень внешних шумов, по улице Вертковской даже ограничили движение транспорта. А окончательный переезд редакций и служб Новосибирского комитета по радиовещанию и телевидению произошёл после 10 октября 1967 года. Вот она, наша искомая дата. Кстати, с недавнего времени в Доме радио, после долгих скитаний по разным сценам, обосновался драматический театр «На левом берегу».
Структура момента. Все должны быть на субботнике
Общегородской осенний субботник в этом году назначили на 13 октября. Для новосибирцев уже стало традицией дважды в год выходить во дворы, парки и скверы, чтобы вместе прибраться и навести порядок.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
А вообще советская традиция коммунистических субботников появилась весной 1919 года, когда Ленин призвал улучшить работу железных дорог. Первыми на призыв откликнулись рабочие депо Москва-Сортировочная, — в субботу, 12 апреля, они всю ночь бесплатно ремонтировали паровозы.
В Ново-Николаевске первый коммунистический субботник прошёл 19 января 1920 года по инициативе руководителей городской автобазы. За три с половиной часа 400 человек разгрузили 93 вагона с артиллерийским и инженерным имуществом и отгрузили 6000 пудов хлеба в Центральную Россию. В первомайском субботнике в 1920 году участвовало уже 15 000 рабочих и красноармейцев.
Традиция эта ширилась и разрасталась, под неё подводили мощную идеологическую базу. Газета «Дело революции» в июне 1920 года писала: «Субботник — не развлечение, а большая и ответственная партийная работа, участие в которой обязательно для всех коммунистов и кандидатов. В часы субботника не может быть „более важной работы“ — это отговорка. В часы субботника все должны быть на субботнике».
Субботники стали традиционным мероприятием перед важными датами. Так, грандиозный субботник прошёл за неделю перед первым официальным празднованием в Новосибирске Дня города. Он состоялся 4 октября 1987 года и был посвящён 70-летию Октября.
Было — не было. Ноев ковчег мирового искусства
В гостях в студии «Городской волны» — директор музея города Новосибирска Елена Щукина.
Евгений Ларин: 77 лет назад, осенью 1941 года, как раз в эти осенние дни, в Новосибирске уже вовсю разворачивались эвакуированные с прифронтовой полосы промышленные предприятия. В короткие сроки в городе приняли и ввели в действие 50 крупных предприятий.
На фронт пошло оружие, боеприпасы, приборы. И многие предприятия после войны остались здесь. Это сделало Новосибирск индустриальным городом. Это известный факт. Но мы также знаем, что вклад нашего города в победу был не только в воинах, которые уходили на фронт из Новосибирска, не только в оружии и боеприпасах, но и в том, что наш город смог приютить многие творческие коллективы страны и сохранить уникальные художественные ценности.
В Новосибирск приезжает Ленинградский академический театр драмы имени Пушкина, Ленинградская филармония с симфоническим оркестром и квартетом имени Глазунова. Список можно продолжать долго. К нам эвакуируют композиторов — Блантера, Свиридова, Фельцмана, Молчанова. Приезжают артисты и художники.
Елена Михайловна, а что известно о музейных и галерейных фондах, которые привезли в Новосибирск, чтобы сохранить? Ведь, как мы знаем, основные хранилища организовали в подземельях ещё недостроенного тогда оперного театра, и там хранились сокровища мирового и национального искусства.
Елена Щукина: Действительно, во время войны наш оперный театр стал неким «ноевым ковчегом», очень надёжным и стабильным, где были размещены предметы, эвакуированные из западной части страны. К сожалению, тема эвакуации культурных сокровищ не так популярна и не так известна в силу ряда обстоятельств. Прежде всего, в силу того, что предметы привозили в закрытом формате, секретно. Об этом старались не говорить. Мы понимали, какую ценность, даже не материальную, а художественную, историческую и национальную эти предметы имели.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Но постепенно эта информация просачивалась, и жители города задавались вопросами — что, как и где? Но даже сегодня нельзя сказать, что у нас есть полный перечень всех предметов, которые были вывезены к нам. Мы этого сказать не можем, потому что предметов было несколько сот тысяч. Мы знаем только все музеи, которые были к нам эвакуированы. Было 20 государственных музеев. Это, прежде всего, музеи Москвы.
Очень часто говорят о Третьяковской галерее, она к нам приехала первой. Приехала к нам именно потому, что Новосибирск был обозначен как место эвакуации. Работа по определению мест эвакуации была проделана в 1938 году. Но другие музеи не смогли быть там, где им было положено быть, потому что фронт продвинулся очень далеко. Третьяковкой занимались в своё время сотрудники Театра оперы и балета, и эта тема более или менее известна. Но иногда в интернете можно увидеть, что у нас в городе был Эрмитаж. Так этим же нужно гордиться, это один из лучших музеев!
Евгений Ларин: То есть это мало кому известный факт?
Елена Щукина: Это факт недостоверный, это просто легенда. Когда мы восемь лет назад стали заниматься темой эвакуации культурных ценностей — а этой темой серьёзно практически никто не занимался в полном объёме — первым делом мы устремились к нашим коллегам в Эрмитаж, рассказали цель наших исследований. Они сказали: нет, мы никогда у вас не были, мы были эвакуированы в Свердловск.
Евгений Ларин: Получается, что они сами об этом не знают?
Елена Щукина: Да. Но интернет не остановить. А для нас было очень важно документальное подтверждение. Мы смотрели инвентарные книги, Новосибирска действительно там не было. Но, тем не менее, начав эту работу, мы поняли, насколько грандиозным был перевоз музейных предметов на такое расстояние. Мировая история не знала ничего подобного, чтобы такие фонды переехали более чем за 3000 километров.
Евгений Ларин: Как же всё это везли? Видимо, это было невероятно сложно?
Елена Щукина: Сложно было не столько перевезти, сколько упаковать. Ведь музейные предметы — это не просто шкафчики и коробочки, это предметы самой разнообразной формы. Как можно перевезти хрустальную люстру или подсвечники?
В 1938 году было определено, сколько предметов можно вывезти. Например, из Петергофа по этому распоряжению предстояло вывезти всего 3000 предметов. А там фонды — 300 000. Конечно, под 3000 предметов были сделаны ящики, подготовлена упаковочная бумага, чтобы в случае чего аккуратно положить.
Но великое спасибо тем людям, которые, как только немцы подошли близко к пригороду Ленинграда, поняли, что нужно эвакуировать максимально возможное количество экспонатов. Естественно, закончились ящики, опилки и сухая бумага.
В одном из воспоминаний говорится, что тогда брали, например, хрусталь, и заворачивали его в платье императрицы Елизаветы Петровны — само по себе уникальное. Музейные работники руководствовались тем, что в тылу они это развернут, и сохранят и тот, и другой предмет. То, с чем пришлось сталкиваться людям — абсолютно уникальная ситуация.
Ещё один из фактов. Третьяковка приехала к нам железной дорогой в июле 1941 года. Предметы были перевезены на трамвайной платформе, — трамвай ходил от вокзала до оперного театра. Музеям ленинградских пригородов повезло меньше, они приехали в ноябре 1941 года, когда стояла температура −40 градусов. Состав не доехал до вокзала, его остановили на остановочной платформе «Центр».
Кругом был снег, а деревянные ящики нельзя было выкладывать на снег, потому что он мог попасть внутрь. Тогда были предприняты совершенно удивительные усилия: в течение часа был найден брезент и старые декорации из театров. Их разложили вдоль эшелона, туда погрузили предметы и потом по Красному проспекту на возах всё это перевозили в оперный театр.
Евгений Ларин: Если в мировой истории музейной практики не было подобных эвакуаций, то откуда взялась эта технология? Её прямо на ходу придумывали?
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Елена Щукина: Именно так. Никаких правил не было, музейщики нарушали всё, что могли, не ждали никакой команды. Они понимали, что надо эвакуироваться. И дело было даже не в том, как вывезти предметы, а как их сохранять в здании, абсолютно для этого не приспособленном. Ведь накануне войны в здании Оперного театра не была завершена отделка, оно не отапливалось.
Когда наступила зима, возникла большая проблема: помещение очень холодное. Поэтому вышло распоряжение, что каждые сутки театр получает тонну угля, который также привозили на трамвае. Наступило лето — другая проблема: стало очень жарко и сухо. И что делали женщины, которые приехали вместе с музейными предметами? Они ставили вёдра с водой, постоянно смачивали простыни и развешивали их, и так раз за разом постоянно.
Некоторые полагалось проветривать, это предметы из текстиля. Их вывешивали на балконе, гобелены раскидывали на свежем снежке и веничком вычищали. Очень много таких экспонатов привёз Государственный этнографический музей. Было привезено много мебели. Даже была очень необычная масштабная литавренная колесница, которую вывез Артиллерийский музей. Это парадная колесница XIX века, сегодня она в полном сборе находится в огромной витрине Артиллерийского музея. Она представляет очень большую историческую ценность.
Из привезённых в Новосибирск предметов в Оперном театре не смогли разместить только бронзовые пушки 15-16 веков из того же ленинградского музея. Тонны чистой бронзы!
Эти пушки хранились в Первомайском — тогда Эйховском — районе на станции Инская, и мы до сих пор не можем найти адрес того места, где эти пушки хранились, а их было достаточно много. Это нам ещё только предстоит узнать.
Евгений Ларин: А что это было за распоряжение 1938 года? Оно было придумано на случай войны?
Елена Щукина: Да. Комитет по делам искусств предусмотрел определённую работу на случай войны, — всё-таки в 1938 году ситуация в Европе была уже достаточно напряжённая. Комиссия из выдающихся искусствоведов, историков и специалистов по музейному делу посещала важные государственные музеи, которые находились в европейской части страны, и отбирала те предметы, которые подлежат эвакуации в первую очередь. Предметы полагалось вывозить согласно этому списку. Но музейщикам пришлось пойти дальше и вывезти гораздо больше предметов, чем планировалось.
Евгений Ларин: А секретность с чем была связана?
Елена Щукина: Были предметы, которые имели мемориальное значение, например, предметы, имеющие отношение к Петру Первому или каким-то выдающимся деятелям, предметы, содержащие драгоценные металлы. Они вывозились в ящиках, и их запрещалось здесь открывать.
Евгений Ларин: То есть это были вопросы безопасности?
Елена Щукина: Конечно. Во-первых, все понимали, что люди есть разные, а ситуация непростая, военная. И это делалось, чтобы исключить неприятные моменты, кражи. А когда предметы хранились в Оперном театре, их охраняли несколько круглосуточных милицейских постов, дежурили и пожарные.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: Почему всё-таки Новосибирск выбрали центром эвакуации? Далековато ведь.
Елена Щукина: Зато надёжно! Когда рассматривали места эвакуации, речь шла о городах, которые находятся уже за Уральским хребтом. Рассматривались разные города, и большие, и маленькие. Новосибирск был обозначен только для Третьяковской галереи, которая с собой привезла Музей музыки, Музей Востока, Музей Пушкина и другие, собрав их все вместе.
А когда не получилось у ленинградских музеев с городом Горьким, куда они приехали первоначально и стали размещаться, то им потом предложили на выбор два города — или Томск, или Новосибирск. Спокойно, стабильно. Но в Томске им предложили две разрушенные церкви, что совершенно не подходило для хранения предметов. А в Новосибирске, на мой взгляд, было просто идеальное место для той ситуации — закрытое, спокойное, обширное помещение. Там можно и предметы хранить, и жить. Безусловно, ни о каком комфорте речи не шло. Самое главное было — сохранить национальное достояние.
Евгений Ларин: В промышленном плане Новосибирску после войны досталось богатейшее наследие, многие заводы продолжили работать здесь. А что осталось нам из культурного наследия эвакуации?
Елена Щукина: Всё, что к нам приехало, от нас уехало. Личную ответственность перед руководством страны нёс Михаил Васильевич Кулагин, первый секретарь новосибирского обкома партии. Он регулярно посещал театр, всё проверял, потому что понимал ту степень ответственности, которая на нём лежит.
Я думаю, что надо по-другому оценивать. Важны не те предметы, которые у нас хранились, а тот стимул, выставки, — а в Новосибирске было организовано около 20 выставок из эвакуированных предметов. Их люди увидели, смогли оценить, прикоснуться к тем ценностям, которые были им просто неведомы.
То же самое касается концертов и театральных постановок, на которые ходили новосибирцы. Накануне войны Новосибирск был провинциальным городом. И тут прибыл мощнейший культурный десант. Когда уезжали театры, музыканты, музеи, то город уже не мог жить по-другому. Тогда встал вопрос о том, что нужно расширять сеть музыкальных школ, организовывать художественные школы. Может быть, поэтому у нас единственное за Уралом хореографическое училище, консерватория, театральный институт, великолепное художественное училище. Война приносит невзгоды. Но в этом случае это был некий стимул для культурного роста нашего города.
Евгений Ларин: То есть это было не материальное, а духовное наследие. Росток, который дал потом свои всходы?
Елена Щукина: Безусловно. Когда симфонический оркестр Мравинского давал концерты, то в первые два месяца они набирали от силы треть зала. Люди не знали, как эту музыку слушать, они её не понимали, им вообще это было не нужно. Но спустя два-три месяца купить билеты было невозможно. Это, в том числе, благодаря таланту музыковеда Ивана Ивановича Соллертинского, который перед каждым концертом выступал и очень доходчиво, популярно объяснял, что люди будут слушать, и что они услышат. Он воспитывал публику.
Евгений Ларин: Но кто-то же из культурных деятелей остался в Новосибирске после войны? Наверное, они тоже сыграли свою роль?
Елена Щукина: Когда в 1944 году от нас стали уезжать учреждения культуры, были случаи, что люди оставались. Но они связаны с человеческими трагедиями: когда некуда было ехать, когда погибла вся семья. Люди оставались и находили здесь новых родных, они становились, в основном, преподавателями в музыкальных школах.
То же самое можно сказать и о людях, которые приезжали с заводами. Несмотря на то что они работали на промышленных предприятиях, тот менталитет, тот уровень культуры, с которым они приезжали из Ленинграда, — а это основная масса людей, более 120 000 человек, — через общение с новосибирцами способствовали повышению общей культуры горожан.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: Кажется что старая история города, дореволюционная, довоенная, более привлекательна, и о ней больше известно. А послевоенный период воспринимается несколько «потерянным». Или это только кажется из-за того, что официальная хроника была уж слишком официальной, и мы можем видеть только фасадные события? А о жизни простых людей, их быте известно мало?
Елена Щукина: Действительно, была установка больше показывать официальную историю, а жизнь обычных людей не представляла какого-либо интереса. В дореволюционной России было принято фотографироваться, сохраняли семейные реликвии, в советский период роль семьи и человека нивелировалась. Но, тем не менее, мы смотрим хронику, киножурналы или фотографии.
Великое спасибо тем людям, которые сохраняли фотографии, где они не только на демонстрациях или на рабочих мероприятиях, но и бытовую историю, — как они отдыхали на природе, как гуляли молодыми парами. И вот эти фотографии подчас гораздо интереснее, чем визит Хрущёва, его встреча на вокзале.
Евгений Ларин: Когда издатель Литвинов начал выпускать свою первую газету, то он назвал её «Народной летописью». Вообще летописная традиция у нас всегда была сильна. Продолжается ли она сейчас в каком-то виде? Кажется, некоторое время назад, в совсем недалёком ещё прошлом, она прервалась, и студия кинохроники в 1990-х годах канула в Лету. Что сейчас делается в этом отношении?
Елена Щукина: К счастью, «Сибирь на экране» возобновлена. В составе музея Новосибирска есть Дом документального кино. Мы уже третий год подряд выпускаем ежегодно два выпуска хроники. Мы поняли очевидный факт, — вроде бы, надо фиксировать официальные события, которые происходят в городе, большие праздники, публичные акции. Но с другой стороны, надо фиксировать повседневную жизнь, она настолько стремительно меняется!
Повседневность очень ценна. Мы для себя год назад сделали вывод, что надо ценить не только ту историю, которая была 50 или 100 лет назад, но и ту, которая историей стала только вчера.
У нас есть концепция формирования музейных фондов, мы ставили временную границу до 1990-х годов. Потом столкнулись с тем, что эти годы у нас почти не представлены, мы начали их собирать — и фотографии, и предметы. И вот, кажется, только что мы отмечали наступление 2000 года, но 18 лет прошло, и мы понимаем, насколько стремительно меняется жизнь.
Сейчас мы поставили для себя такую задачу: год заканчивается, и мы должны собрать историю, не только хронику официальных событий — в этом нам помогает пресс-центр мэрии — но, прежде всего, историю повседневной жизни. Чем живут люди, с какими проблемами они соприкасаются. Мы сегодня смотрим на нашу историю глазами тех людей, которые будут жить через 30 лет после нас. Хочется оставить то наследие, которое помогло бы им представить Новосибирск начала 21 века.
Евгений Ларин: Иногда официальный источник не заметит каких-то особенностей события, явления, которые не ускользнут от взгляда простого прохожего. Наверное, старая история во многом строилась на таких случайных заметках. Может быть, использовать для этих целей популярные социальные сети?
Елена Щукина: Действительно, когда читаешь старые газеты, будь то «Народная летопись» Литвинова или «Советская Сибирь», которая выходила в 1920-х годах, встречаешь много заметок о повседневной жизни. Кто-то потерял кошелёк, нашлась собачка, украли лошадь. Это то, на что сегодня мы не обращаем внимания.
Сегодня главное в жизни людей — это социальные сети, в которых они обсуждают свои проблемы, пишут достаточно искренне, обращаясь к тем людям, которые их поймут. Даже сделав в соцсетях срез одного дня, например, 11 октября 2018 года, можно понять, что волновало людей: зарплата, как купить кофту сыну, что приготовить на ужин. Если мы через 50 лет посмотрим на эту жизнь, мы получим обычный день города Новосибирска. Это разнообразие позволит получить уникальную информацию, которую мы сейчас не понимаем и недооцениваем. Но её оценят наши потомки.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: В начале 2000-х годов существовал Новосибирский биографический центр. Но упор там делали, в основном, на научно-промышленные достижения города. Может быть, имеет смысл создать подобный центр, в который бы стекалась повседневная информация о самых разнообразных сторонах жизни Новосибирска?
Елена Щукина: С одной стороны, у нас есть история повседневности, которая связывает людей разного возраста, разных профессий и достатка, а с другой стороны — история учреждений и организаций. Какие-то из них в силу разных причин закрываются.
Было успешное предприятие, прошло пять лет — и про него уже никто не вспоминает. Действительно, надо найти механизм сбора и хранения информации. Наша задача — не просто собрать, спрятать, «захомячить» и никому не показывать. Мы как раз хотим, чтобы это были ресурсы, куда бы собирал информацию музей города, люди, которым это интересно, волонтёры, краеведы. Чтобы все, кто неравнодушен к истории своего города, своей семьи, делился информацией, а наша — правильно компоновать. И мы получим народную историю Новосибирска, но только уже современную.
Евгений Ларин: Недавно прошёл большой съезд историков и краеведов, в нём принимал участие губернатор. То есть власть берёт под крыло это направление?
Елена Щукина: Можно по-разному трактовать это событие. Последние несколько лет краеведческое движение поднимается, люди тянутся, охотно занимаются этой темой.
Краеведы — увлечённые люди, они отстаивают свою точку зрения, имея базу для доказательств. Но практически каждый краевед выбирает направление, которое ему интересно, — нельзя заниматься всем. Кто-то занимается определённой территорией, другой — определённым хронологическим периодом, третий — историей медицины. А музей должен взять на себя функцию всё это объединять.
Музей должен быть настолько отрытым, чтобы люди были готовы туда идти, делиться информацией. И такие примеры у нас есть. И великое спасибо таким людям!
Евгений Ларин: Очевидно, что историки и краеведы, а вслед за ними и музеи могут всегда сказать что-то новое, и должны это говорить. Могли бы вы привести пример таких новых знаний об истории, которые появились совсем недавно?
Елена Щукина: Меня поразила история, о которой мы узнали два года назад. К нам пришёл ветеран Великой Отечественной войны, лётчик, и рассказал, что он был участником воздушного парада в Новосибирске 9 мая 1945 года. Но ведь этого не было! Но он всё подробно рассказал, мы записали интервью. Но тогда это прошло незаметно, ни одна газета об этом не написала. А событие было неординарное.
Или вот сейчас — ведутся раскопки села Кривощёкова. Вроде все знают, что засело было, знают это название, рассказывают, кто такой Фёдор Кривощёк. Но никто никогда этим местом не занимался, не предполагая, что там искать. Начались раскопки — стали появляться интересные находки.
В прошлом году были сделаны совершенно удивительные находки на поселении «Турист-1». Нашли предметы, которые вообще раньше в районе Оби не находили. И это гордость — экспедиция прошлого года, учитывая, что эта территория находится в густонаселённом районе города. И можно говорить, что это именно там, на берегу Оби, и сидели первые люди, которые пришли на место, которое сегодня называется «Новосибирск».
Евгений Ларин: А что это за предметы?
Елена Щукина: Наибольшее впечатление на учёных произвели предметы искусства. То есть люди эпохи неолита делали не только предметы, которые нужны были им для добычи пищи и обустройства жилья, но и предметы, которыми они себя украшали.
Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: А что это может означать?
Елена Щукина: Это подтверждение того, что люди, которые две-три тысячи лет тому назад здесь жили — это были люди достаточно высокого развития. Почему именно здесь? Сложно сказать, чем им это место понравилось, почему они здесь обустроили своё жильё, и что их подвигло делать не просто вёсла или ножи, но и вырезать украшения, декоративный орнамент. Мы можем только предполагать. Думаю, что результаты раскопок в Кривощёкове нас тоже удивят.
Евгений Ларин: Лично вы какой точки зрения придерживаетесь относительно возникновения Новосибирска — правого или левого берега?
Елена Щукина: Безусловно, берег правый. Это очевидно. Пусть идут дискуссии на эту тему, это совершенно нормально. Потому что нет ни одного документа, в котором было бы написано: «быть городу Ново-Николаевску на этом месте». Раз нет документа — значит нужно рассматривать любые точки зрения. Если бы строители высадились именно на левом берегу, где было село Кривощёково, которое пытаются представить родоначальницей города Новосибирска, и начали бы там обустраиваться, мы бы сказали, что так оно и есть, там возник город. Но для разбивки лагеря, посёлка был выбран правый берег. Можно дискутировать, но строители высадились не в Кривощёкове. Найдём какой-нибудь документ, подписанный Петром Первым, — так тому и быть.
Евгений Ларин: Подождём, что скажут археологи.
Елена Щукина: И краеведы!
#История #Интервью #Город в лицах #Вечерний разговор об истории Новосибирска #Однажды в Новосибирске
